Psychologies: Вы похожи на коллекционера, в собрании которого – самые неформатные школы мира. Зачем вам это? Какова цель?
Александр Мурашев: Я ставлю перед собой два главных вопроса: для чего сейчас вообще нужна школа и что такое сегодня хороший учитель. Они могут показаться глупыми и смешными, но когда я сам себе их задал, то понял: у меня нет ответа. А российская система образования, как мне кажется, даже боится их задавать. Но эти вопросы неизбежны.
Мне 31 год, и вторую половину жизни, то есть последние лет 15, я наблюдаю, как быстро все меняется. Тинейджером я перематывал в аудиокассетах пленку карандашом и молился, чтобы диджей правильно выговорил имя исполнителя, а сейчас у меня в телефоне есть любая песня, какую я захочу послушать. В университете я передавал через соседей записки девочкам, а сейчас обмениваюсь с ними сообщениями в мессенджерах и могу связаться с кем угодно. Когда был подростком, то охотился за информацией, а школа позиционировалась как место, где учителя делятся с нами сакральными знаниями.
Тинейджеры не понимают, зачем проводить долгие часы в четырех стенах, узнавая факты, которые они за минуту найдут в интернете
Сегодня от информации труднее защититься, чем получить ее. Нынешние тинейджеры не понимают, зачем им проводить долгие часы в четырех унылых стенах, узнавая факты, которые они найдут в интернете за несколько минут – быстрее, чем учителя.
А был ответ, который вас удивил?
Я получил его в шведской Egalia. Это, пожалуй, самая провокационная из всех европейских школ. Туда принимают детей в возрасте от одного года до шести лет, и там нет разделения по полу. Каждый ребенок сам решает, мальчик он или девочка, чем ему заниматься, во что играть, а педагоги со всеми обращаются одинаково.
Школа – это место, где ребенок учится сосуществовать с разными, непохожими на него детьми
Занятия там построены на книгах, причем подобранных особым образом. Например, я видел книгу о том, какие разные бывают семьи: семья, где есть две мамы, или чайлдфри-семья. И у детей с самого раннего возраста складывается представление о многовариантном мире.
На мой вопрос учителя, которые работают в Egalia, ответили так: школа – это место, где ребенок учится сосуществовать с разными, непохожими на него детьми. А задача учителя – помочь ему в этом. Такой подход меня удивил, потому что для многих из нас школа была местом, где приходилось бороться за себя, а здесь все наоборот: детей не подавляют, принимают любыми. Другой вопрос, куда они попадают потом. На средней ступени образования такой школы в Швеции нет.
Что объединяет школы, которые вы посетили?
Почти все они максимально приближают учеников к реальной жизни. Помню, на моей первой школьной линейке учителя говорили, что будут готовить нас к взрослой жизни. После этого я сменил три школы, и ни в одной у меня не было ощущения, что я получаю знания, которые смогу применить на практике.
Поэтому меня так поразила, скажем, система образования в Финляндии. Во многих школах там обычные предметы заменили изучением явлений. Каждые шесть недель они проходят новую тему. Я был на уроке, посвященном разумному использованию природных ресурсов. По сути, он объединил сразу несколько предметов: иностранный язык, естествознание, рукоделие. Дети выучили английские слова reuse и recycling (повторное использование, вторичная переработка), а учительница рассказала про экономию ресурсов и привела такой пример: вот вы сейчас помыли руки и вытерли их бумажным полотенцем, которое сделано из древесины. А каким еще способом можно вытирать руки, чтобы сэкономить ресурсы планеты? Дети тут же бросились предлагать свои варианты. Кто-то сказал: давайте сошьем полотенца из ткани, и они будут многоразовыми. И на следующем уроке они уже шили эти полотенца.
Чем мне понравился этот подход? Тем, что ребенок сразу может понять, зачем ему новые знания, он видит, как их использовать в реальной жизни.
Какая из российских школ ближе всего по замыслу и воплощению к увиденным вами за границей?
Однозначно, школа «Апельсин» Димы Зицера. Она заставляет меня гордиться тем, что я родился в том же городе, Санкт-Петербурге. «Апельсин» – это своего рода русский «Саммерхилл». У них нет оценок, домашних заданий, ни одно решение там не принимается без участия детей. «Апельсин» по-настоящему готовит ребенка к взрослой жизни – через полную свободу, опыт принятия решений, через равенство в правах с преподавателями.
Вы проводите в школах от одного дня до недели. Достаточно ли этого, чтобы понять, насколько свободно и уверенно дети себя там чувствуют?
Конечно, одного дня мало. Но взгляд успевает выхватить ключевые детали. Например, в одной финской школе дети не хотели на перемене выходить на улицу – настолько важно им было продолжить начатую работу. А в учительской я заметил на стене фотографии трех детей-диабетиков с подробными рекомендациями по питанию – деталь, традиционная для частной школы, но не государственной.
Кроме того, я всегда стараюсь общаться с детьми неформально, разговариваю с ними наедине, без преподавателей. Этого бывает достаточно, чтобы понять, успешна школа или нет. Способность некоторых подростков 13-14 лет свободно и глубоко мыслить и рассуждать потрясает – говорить с ними интереснее, чем со многими моими ровесниками.
Уровень агрессии в свободных школах снижается. Дети ориентированы на сотрудничество, а не на соперничество
Или другой пример: подхожу к семилетней финской девочке, и она мне на идеальном английском объясняет, что проектирует сейчас на iPad свою работу по рукоделию, а параллельно ведет заметки, что ей в этой работе нравится, а что нет. Она рассказала мне все это с ходу, без всякой подготовки.
Кстати, там же я нашел ответ на вопрос, который волнует многих взрослых: а что будет, если мы предоставим детям полную свободу? Не разнесут ли они школу? Не начнутся ли бесконечные драки и жестокий буллинг? Не закончится ли все как в книге Уильяма Голдинга «Повелитель мух»? Но мой опыт показывает, что все происходит с точностью до наоборот: уровень агрессии в свободных школах снижается. Дети ориентированы на сотрудничество, а не на соперничество.
По каким критериям можно измерить качество обучения в таких школах?
Педагоги там обращают внимание не на оценки, а на развитие личности, на приятие ребенком себя, развитие его уверенности. Говорить об академических успехах со всей определенностью мы сможем лишь тогда, когда дети вырастут. В том же «Апельсине» самый старший класс пока – седьмой. Многие мои знакомые скептически замечают: «Посмотрим, как они сдадут ЕГЭ и впишутся в реальную жизнь».
Конечно, экзамены никто не отменял, поэтому в старших классах приходится искать компромисс между стремлением развить личность ученика, не давить на него требованиями успехов и необходимостью соблюдать стандарты образования.
Насколько успешен этот компромисс?
Директора школ говорили мне, что, например, у датских учеников действительно более расслабленное отношение к учебе, чем у детей из азиатских стран. Возможно, они не используют свой потенциал по полной программе. Но большинство из них так или иначе поступает в университеты, а значит, достигает определенных успехов.
Время учителей прошло, настало время коучей
Вероятно, в этом помогает то, что учителя в старших классах датских и некоторых шведских школ становятся больше коучами, чем преподавателями. В Дании до недавней реформы вообще был специалист, который помогал старшеклассникам с предэкзаменационной «логистикой» и профориентацией. Например, подросток понимал, что хочет быть адвокатом или актером, и этот человек объяснял, какие предметы ему необходимо подтянуть, даже если они ему совсем не интересны, предлагал план подготовки. Теперь эту роль выполняют преподаватели.
В Швеции и Дании мне так и сказали: время учителей прошло, настало время коучей.
Вы согласны с этой идеей?
Вчера я был во французской школе информационных технологий «42», где ученики (правда, взрослые, старше 19 лет) самостоятельно осваивают программирование. По сути, это огромный крутой офис, где они сидят за «маками» и целый день работают. Правда, они обязаны при этом помогать друг другу. Там нет учителей, потому что в сфере IT все быстро меняется и представления о том, как «правильно», быстро устаревают. Все ответы и решения ученики находят в самостоятельной работе. Что же касается обычной средней школы, то там, на мой взгляд, роль учителя – быть навигатором в потоке информации, помочь находить нужные сведения, отличать правдивую информацию от искаженной и структурировать ее.
А учитель как авторитетный взрослый, получается, больше не нужен?
Для меня самого этот вопрос стоит очень остро. Конечно, учитель по-прежнему важен – как ролевая модель. Как человек, который умеет безоценочно слушать и внушать ребенку веру в себя, в свою способность многого достигнуть в будущем.
Можно ли из тех знаний, которые вы получили, путешествуя по разным школам и описывая их в книге, извлечь практическую пользу?
Я не рассчитываю на то, что сотрудники системы образования, прочитав книгу, примутся повсеместно внедрять принципы свободных школ. Но, по моим ощущениям, школьная система будет меняться. Многие старые схемы не работают. Дети перегружены домашними заданиями и смертельно устают. Все больше родителей озабочены тем, чтобы найти хорошую школу, в которой из ребенка не будут вытравливать личность.
Книга помогает узнать о других методах образования, расширить свое представление о том, насколько по-разному можно выстраивать учебную траекторию, и это, мне кажется, полезно каждому.
Что станет финальной точкой ваших поездок?
Мне хочется увидеть образование во всех странах мира, разобраться в нюансах разных систем. И все-таки получить ответы на вопросы, для чего сейчас нужна школа и что такое хороший учитель. Впрочем, книга может закончиться и в тот момент, когда я найду ту единственную школу мечты, про которую точно пойму, что сам хочу в ней учиться.